там где аид и заодно надир
там где аид и заодно надир
только камень распахнут как небо
стихи во голубиных мхах
Литературный критик Екатерина Иванова комментирует статью поэта Игоря Меламеда.
…Комментарий как шанс говорить в оставленном когда-то диалоге, полилоге, споре — и добавить недосказанное
Николай Милешкин, на мой взгляд, относится к числу тех поэтов, у которых жизнь и поэзия инфильтруются друг в друга, постепенно становясь неразрывным целым.
Стихи о войне и раньше были сложны в точной интонации, а современные тем паче — где такие найти: то напускное топорщится и коробит, то толерантное обнуление отталкивает всеми боками полного нуля. Запамятовать в русском языке значит забыть. Забавно, если вдуматься. За памятью ничего нет, пусто. Пустоту заполняй чем заблагорассудится. И шагают строгим рядом рассудительные слуги заполнения.
Есть книги, с которых, чтобы собраться о них писать, нужно переключиться на другие. Не заместить, а немного отодвинуть, дав остыть, отлежаться. Их давление так отупляет, что на время необходимо выйти в иную атмосферу. «При свете ночи»* Анны Гедымин и стала для меня таким убежищем. После напряженного поиска выходов в параллельных галактиках чтение этого сборника оказалось отдыхом. А ведь стихи Гедымин совсем не простецкие. В них
«Страна бумажных человечков»* Наталии Елизаровой дружелюбно открыта, виза для въезда не нужна. Особенностью гостеприимства оказывается нетипичная погода — «Последнее солнце», «Холод», «Почти что март». Время здесь тоже отличается от времени в других местах и укладывается в «Световой день». Природа живёт по законам «Мазурского зверя», но и в этом краю «На безрыбье рыба даже ты…» Пять частей книги — пять усилий найти опору, пять борений за лучшее в
На «Бульваре» Алексея Антонова задерживаешься на неопределённое время. Точнее, дня на два-три, но по ощущениям намного дольше. Проходил рядом смутный хронос. Но ученикам Алексея Константиновича удалось его завести в книгу и объять-обнять. В первый том* (второй будет посвящён прозе) двухтомника вошли практически все стихи Антонова, и сохранённые в авторской редакции тексты будто скручивают газету «Правда» в трубочку и бьют по голове. Несильно прикладываются, но гул
Книга Марии Ватутиной «Пока ты спал…»* укрепили во мне стержень материнства. Всеобщего материнства. Поэзия женщины — какой должна быть она? Ахматовской или цветаевской? Может, Сапфо — наставница? Или Берггольц? Охватывает ли фемоптика весь мир? Полемика везде уместна. А стихи Ватутиной не полемичны. В них существует собственный мировой порядок, который вроде бы идентичен внешнему, ежедневно нашему, но — не совсем. Мы не повторяем как молитву имя