Поэт, один из ярких представителей метареализма, Илья Кутик в качестве переводчика планомерно занят заполнением многочисленных лакун в представлении классической английской поэзии на русском языке. Данила Давыдов поговорил с Ильей Кутиком об этой, без преувеличений, подвижнической стороне его деятельности.
Роман вёл меня, я носила его — и в рюкзаке, и в сердце. Носила и отчаянно завидовала автору — я жила в измерении романа две недели, автор — три долгих года, за которые он прожил бок-о-бок со своими героями пятьдесят лет.
Экран становится не столько окном в прошлое, сколько зеркалом, отражающим сложность и многогранность человеческого опыта, хоть и разбитым.
Екб. Лестничная клетка современного многоэтажного дома комфорт-класса. На диванчике возле колясочной незаметно от консьержа спит доставщик известного сервиса — Вася. Рядом стоит короб. Из лифта появляется гражданин с пакетом мусора.
Знойное деревенское лето. Над рекой клубится густой туман. Вода, не успевшая остыть за ночь, парит, как в бане. Из калитки небольшого зелёного дома выглядывает мальчик лет семи в огромных резиновых сапогах на босу ногу.
Обычные мать и дочь. На кухне стоит обычный стол, два стула друг напротив друга. Мать и дочь напротив друг друга. На середине стола лежит телефон, как яблоко раздора. На телефоне причина семейного собрания.
Творческий полет — или пролет, педагогический провал или триумф, инициация, жесткий опыт взросления и нежный ― оттаивания…
Опыт прочтения сборника прозы Каринэ Арутюновой «Два Авраама» (издательство «Книга Сефер», 2024 г.) Опущу свой взгляд, чтоб руками Камня поровну всем отмерить, И пойму: если птица сядет на камень, На мгновение он забудет смерть. В. Гандельсман, «Маленькие местечковые трагедии» Открыв однажды для себя прозу Каринэ Арутюновой, я с нетерпением ждала этой книги. Книги о самых скорбных страницах трагедии и
Советский кинематограф продолжает сохранять свое обаяние и в новой культурной ситуации, пока что подростково жестокой. Но ведь советский кинематограф это не только масштабный Довженко и грандиозный Эйзенштейн.
Рассматривая эти металлические по цвету и привкусу буквы, упорядоченно сложенные в авторский алфавит, легко дотянуться до значимости, очевидной на первый взгляд, и скрытой — для откровений.
