Жан-Луи Байи. В прах / пер. с франц. Валерия Кислова. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2016. — 184 с.
Под мрачными названием и обложкой скрывается почти хулиганская повесть о жизни, смерти и разложении вымышленного великого пианиста Поля-Эмиля Луэ, который совершил сначала общественное, а затем и настоящее самоубийство. Автор — французский поэт, прозаик и патафизик (это очень интересная штука) Жан-Луи Байи. Повесть написана относительно недавно, в 2010-м.
Сын бедной крановщицы, безотцовщина, Поль-Эмиль с рождения отличался невиданным, неисправимым уродством — никто не хотел с ним играть или дружить, только мать думала: несмотря ни на что, «любить этого ребенка все равно надо». Жизнь уродливого мальчика изменилась в тот момент, когда он впервые сел за фортепьяно, случайно, на празднике в гостях у одноклассника, — и оказалось, что у него редкий музыкальный дар. Начинаются конкурсы, гастроли, концерты и, поскольку он гений, хоть и уродливый, первые уроки любви.
Особенные отношения уникального пианиста с музыкой описаны непревзойденно — говорят, писать о музыке все равно, что танцевать об архитектуре, но Байи это удается.
«А тебе нравится играть на моем рояле?
У меня в голове получается красивее, но… на рояле лучше.
Лучше, чем красивее?
Нет, не так красиво, но лучше».
«Поль-Эмиль садится за рояль. Второй раз в жизни, но впервые за такой инструмент. Клавиши такие же, как у Луи, хотя белые — чуть желтее, потому что на них не пластик, а настоящая слоновая кость. И самое главное — он не стоит, а лежит; чувствуешь, как он растянулся, и с низенькой табуретки не видно его целиком. Это как пейзаж, как целая страна».
В этой стране отныне и будет жить мальчик, постепенно взрослеющий и вырастающий в истинного виртуоза. Его проблема никуда не исчезает — даже когда он играет, он остается уродом: «Его руки — одновременно разлапистые и паучьи, а из тыльной стороны ладоней и из пальцев торчат бурые волоски: не то зрелище, которое можно выдержать долго. Поэтому члены жюри, избегая мало прельщающей согбенной и грузной фигуры, отвратительного лица, противных рук, обратят взоры внутрь себя, сконцентрируются и под покровом век оценят единственное, что стоит учитывать в Поле-Эмиле: его игру».
Байи ходит по тонкой грани между юмором, сарказмом и подлинным драматизмом. Отдельные моменты очень смешные, например, малюсенькая одочка (так в тексте) о снотворном. Но судьба Луэ совсем не веселая — это жизнь, полная ежедневной боли. Преодолевать ее помогает только музыка и природа, и, когда Луэ оказывается предан любимой женщиной и лучшим другом (особенно другом!), «обрушившееся несчастье» сначала возносит его на вершину мастерства, открывает ему «врата, ключ от которых дается лишь великим», но в какой-то момент становится невыносимым — он больше не в состоянии отключаться от действительности и жить в мире звуков. Он бросает карьеру, становится отшельником, а потом решает свести счеты с жизнью.
Каждую главу, описывающую кусочек жизни Луэ, писатель начинает с отрывка о постепенном разложении его тела после смерти — графично, подробно, поэтапно, с перечислением всех участвующих в процессе насекомых. Почему так важно описать этот процесс? Дело в том, что, если бы тело вовремя нашли, его заставили бы «отдаться в руки бальзамировщика, дабы, когда придут посетители, предстать по-юношески свежим и розовым», не дали бы разложиться до состояния скелета — а только таким способом герой может преодолеть прижизненное безобразие, причину всех горестей и неудач, ведь «кто может установить эстетическую иерархию между черепом красавца и черепом урода»?
В повесть о горе, «которое его в итоге сгубило, или усталости от жизни, которая не сложилась прямо у него на глазах, хотя он был в этом совсем не виноват», писатель вплетает то шуточки, то лирические описания, то как бы походя бросает точные наблюдения о случайных предметах: «Он долго ищет ключ, наконец вспоминает, что все ключи, которым не нашлось применения, он сложил в один ящик, как только переехал сюда. Многие из них — последние напоминания о дверях, которые они когда-то открывали. В старом доме ключи часто переживают соответствующие им двери. Они как бы вдовцы, думает Поль-Эмиль».
Все прекрасно в этом маленьком шедевре, но отдельного слова заслуживает центральная мысль: в человеческом обществе не стоит сильно выделяться. Если выделяешься по одному какому-либо пункту, еще ничего, но если сразу по двум — обладаешь непревзойденным талантом и отталкивающей внешностью (подставьте свои варианты), жизнь превращается в вечный бой, и не каждый способен его выдержать.
«…то, что он угадывал на каждом концерте, эту неловкость слушателей, когда фигура Поля-Эмиля появлялась и его черты вырисовывались на свету; чувство, с которым они не могли совладать, ощущение чего-то ошибочного, а еще более смутное ощущение того, что его уродливость обвиняла их, не тронутых уродством, подобно тому, как его гениальность за инструментом осуждала их посредственность».
Дарья Лебедева