Саша Николаенко. Убить Бобрыкина, или История одного убийства. — М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной. — 288 с.
«Убить Бобрыкина» — это болезненное, яркое, по-своему красивое погружение во внутренний мир Саши Шишина, который живет с матерью, безнадежно влюблен в одноклассницу и соседку Таню и ненавидит одноклассника же и соседа Бобрыкина. Времена в голове Шишина полностью смешаны — детские воспоминания вклиниваются в настоящее, где все они уже выросли, Таня с Бобрыкиным по закону любовного треугольника давно женаты, и у них растет дочка Оленька. Тут же в тексте появляются сны, воображаемые сцены, письма от Тани, которые пишет, конечно, не Таня, а Шишин от ее имени. Это текст-водоворот, вместе с Сашей читатель как бы бесконечно ходит по кругу, из которого невозможно вырваться, спутанные времена, грезы, сны, воспоминания.
Бормотание матери, фанатично православной в худшем из возможных изводов, верящей в приметы, в то, что черт может залететь в рот при зевке, проповедующей любовь и прощение, но, кажется, не способной ни на то, ни на другое. Светлые детские воспоминания, когда Таня дружила с Сашей, играла, мечтала. Но Таня и Бобрыкин выросли, изменились, а Саша застрял в детстве без возможности выбраться из него, повзрослеть. И не только потому, что он человек с психическими особенностями. Мать не дает ему уйти, сепарироваться, хотя бы попытаться найти себя, свое место в мире. А главное, ни мать, никто другой его не любит. Это человек, полностью лишенный любви и доброты, и хотя бы малейшего уважения. Мечты и воспоминания — единственное, что у него есть. Неудивительно, что он все глубже погружается в себя, переставая осознавать, в каком моменте времени живет, что делает (даже если это поступки, которые обычному человеку сложно забыть). Якоря, удерживающего его во времени и событиях, не существует, зато он крепко привязан территориально. Есть его комната, их с матерью квартира, его подъезд, в котором живут также Таня и Бобрыкин, наконец двор, а самая удаленная точка — рынок и магазины, куда он ходит за продуктами и хозтоварами.
Агрессия Саши на самом деле обращена на мать, которая связывает его по рукам и ногам — почти все он делает ей назло и в какой-то момент совершает страшный поступок. Но эта агрессия как бы «незаконна», не оправдана, не соответствует христианским ценностям, в которых Саша худо-бедно воспитан, поэтому он обращает ее на Бобрыкина, причем повторяемое раз за разом намерение «убить Бобрыкина» никогда не осуществляется. Быдловатый сосед, конечно, издевается над «дурачком», но в целом безобидно. Главная причина ненависти кроется в их отношениях с Таней, которая когда-то тоже его ненавидела, ведь он был главный школьный хулиган, придумывала вместе с Сашей гадости для него, но со временем, повзрослев, полюбила и вышла замуж. Застрявший в условной «песочнице» Саша не может этого ни понять, ни простить, они придумывает Тане альтернативную биографию, в которой она пишет ему трогательные письма о детстве и просит спасти ее от Бобрыкина. При этом где-то внутри Шишин осознает разницу между собой — инфантильным, нездоровым, блеклым — и статным, стильным, самостоятельным и сильным Бобрыкиным.
«Сам Шишин некрасивый был, маленький, в болотной куртке старой, перьем свалявшимся набитой, в дрянь колючей, влажной и худой. Бобрыкин был в хорошем пальто демисезонном, верблюжьей шерсти, скроенном футляром, с норковым окладом, и сразу после школы на Танюше был женат».
Несмотря на кажущуюся безысходность существования Саши Шишина, сам текст не душный, не мрачный, не безысходный. Напротив, он расцвечен ненавязчивым юмором и нежными уютными деталями. Чего стоит начало, первые строки, смешные и трогательные, парадоксальные, они сразу втягивают в историю:
«»Удавлюсь!» — подумал Шишин и за веревкой в хозяйственный пошел.
— Куда собрался? — спросила мать.
— За веревкой, — ответил Шишин.
— А-а… — сказала мать. — И мыла заодно купи».
Шишин, существование которого на первый взгляд бессмысленно и убого, видит красоту вокруг, во всем, что его окружает:
«»Шишину от Тани…» – опять подумал он, нос защипало радостно, как одуванчиками в мае, мятным леденцом, кленовым медом… Весенней пылью. Коркой ледяной. Полынью пыльной у забора. Черешней, что с Танюшей ели из газетного кулька, вдвоем, и воблиным хвостом. Ореховым колечком. Кексом кулинарным в коричневой промасленной бумаге. Киселем в брикете. Крем-брюле… Черемуховым снегом. Варежки комочком, сухарем с изюмом, конфетой «Ласточка», кремнем о кремень, корой сосновой и янтарной пылью, которую закатные лучи в библиотечных школьных полках собирают…»
Шишин — не просто маленький человек, хотя это первая мысль, которая приходит в голову. Это большая душа, искалеченная временем и равнодушием. И окружающими, которые видят в Саше дебила, недоразвитого, идиота. Его природная доброта неизбежно оборачивается злом, его детский чистый взгляд оказывается никому не нужен за пределами детства, а самое печальное, что он ни на кого не может опереться, ни с кем не может поговорить — настолько это жуткое и страшное одиночество.
Символична сцена с переездом Тани и Бобрыкина — Саша отыскивает на помойке коробку, которую вынесли из их квартиры, заглядывает в нее и обнаруживает дорогие сердцу безделушки, которые связывали Таню с ним, и все его письма к ней. Она выбросила все, что осталось от детства, все, что раньше было сокровищами, а теперь превратилось в ненужное барахло, и он тоже превратился в ненужный балласт из прошлого. Он, с которым она мечтала сбежать в Австралию, разыгрывала по ролям «Жизель», обсуждала книги, он превратился для нее в такого же соседа-дурака, каким его считают все вокруг.
«Там были горы золотые, самоцветы… рубины и сапфиры, янтари. Рябиновые бусы, китовые усы, ракушки, камушки, кругляшки, чертов палец, якорь от значка… Гитары струны, фантики, кассеты и пластинки… Цепочки, камера велосипедная, веревки и резинки, желуди и шишки, половинка грецкого ореха, носик от сифона, сам сифон и, точно пузырьки от лимонада, в спичечной коробке разноцветный бисер… Винтики, катушки, пуговки, кусок смолы янтарной, шурупы, гаечки, наперстки, запонки, крючки… И проволоки медной комок большой, и письма, письма, письма…»
Обратите внимание на эти «гаечки», а не «гайки» — в этих мелочах все очарование прозы Саши Николаенко. Ее тексты вообще требуют от читателя пристального внимания при первом прочтении и желательно перечитывания, потому что сюжет выплавляется здесь из языка, а не язык служит развитию сюжета. Это живое слово, которое создает историю, и вряд ли ее можно рассказать, пересказать другими словами в другом порядке.
Дарья Лебедева
↪ Дарья Лебедева © Колонка автора
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
