«Как бы чего не вышло» © Данил Швед

 

Стас Мокин — поэт. Живёт в Санкт-Петербурге. Публиковался в журнале «Кварта» и др. Редактор журнала «журнал на коленке». Дебютная книга стихотворений «Дневник» вышла в 2023 году, а сейчас, в ноябре 2024, вышла вторая — «Японский бог». По этому поводу есть пара соображений.

Чувствовать собственный текст, собственный язык, собственный слог (пока намеренно избегаю слова «стиль», но потом всё равно сдамся), думаю непростое занятие. Тебе же нужно не только разбивать предложения, руководить столбиками, но и как-то организовывать мысли, как-то их фиксировать. Это нелегко. Я, вот, сейчас едва фиксирую, не думая о столбиках, а что бы было со столбиками? (Ужаснулся). Порядочный поэт, как мне хочется верить, работает с внутренним предельно правдиво. Иначе, зачем тогда всё? Зачем ломать язык просто так, сотрясая воздух, страницы, клавиатуру? Автор книги «Японский Бог» ничего не сотрясает. Он искренно погружен в свой мир, прекрасно знает его особенности и органично работает в выбранном формате письма. Но с улыбкой ли принимается та реальность, которая в хрустальной оболочке подается Стасом?

Весьма справедливо Ольга Николаевна Аникина в послесловии очерчивает два полярных варианта встречи с поэзией Стаса Мокина. Первый — «Вы можете почувствовать эмпатическое сродство с лирическим героем и принять его». Второй — «Вы можете сразу же возненавидеть простодушие и прямоту этих стихов, а лирического героя счесть наивным и даже инфантильным». Логичный и удобный прием выливается в ещё более логичное и удобное заключение: «Равнодушно воспринять книгу не получится». С Ольгой Николаевной здесь, действительно, не поспоришь. Равнодушие — не про стихи. Либо нравится, либо нет. Я, скорее, отношу себя ко второму типу читателя.

Тексты в книге «Японский бог» «естественные», «доверчивые», «ясные» (здесь главное не сказать слово «примитивные», а то закидают камнями и скажут, что я не так читал, а я ведь, действительно, не особо разбираюсь во всех сортах сегодняшнего примитивизма и всего того, что вокруг него). Прилагательное «естественная» особо умиляет, когда говорят о стихах Мокина. «Естественность» в поэзии, она какая? Что для поэзии «естественно»? А что тогда насильственно? Ощущение, что «естественность» является оправданием перед невозможностью поэзии Мокина, перед всеми барьерами, которые не поддаются автору. «Естественное», как правило, не придается большой огласке, и уж тем более становится основой поэтического узнаваемого стиля.

Хочется опустить все «ключи» к поэзии Мокина, предлагаемые интерпретаторами его стихов. И смотреть на текст, а не на ситуацию в литературной и окололитературной среде. Вся мишура, налепленная на стихи бедного Стаса не только отталкивает потенциального читателя (разумеется, может, и не оттолкнуть), но и совершенно не даёт пространства самим стихотворениям, чтобы в полной мере показать себя. Бубнить можно много и долго, давайте посмотрим сами тексты.

На мой взгляд, сильнейший текст, быть может, даже не именно этой книги, а вообще всего корпуса поэзии Мокина содержит всего шесть строк. Эта жуткая наивность (не про качество, про восприятие) героя Стаса очаровывает, его обреченность даже немного пугает. Что делать? Улыбнуться или ужаснуться:

мне стыдно жить и стыдно умирать —
мне подарили новую кровать
как умереть — они же деньги тратили
приходится на ней лежать и спать или
читать стихи при свете ночника
ну ладно. еще встретимся. пока

Именно в этом стихотворении метод Стаса полностью работает. Он сумел сохранить баланс (той самой) наивности и жалостливости, которая на данном этапе всё еще может восприниматься как прием и которая ещё не успела перерасти во что-то более слёзопроливательное, как это происходит в ряде других текстов. И иногда излишняя художественная огласка личной травмы и переживаний лирического субъекта выглядит как что-то неуместное и неловкое:

говорит онлайн-приложение:
завтра у максима день рождения
он погиб уже лет пять назад
выпал поздно ночью из окна
поругался с мамой накануне

и никак настроить не могу —
вычеркнуть из календаря —
будто бы он жив. не сиганул
из окна восьмого сентября

Безусловно, отдельного слова требует раздел книги с заглавием «первые строчки так и не написанных стихотворений». На первый взгляд, весьма тривиальный прием, раскатывается в интересную игру, если читать строчки подряд, друг за другом, то можно столкнуться с неумолимым желанием создать из этих кусочков один текст, особенно когда звучание некоторых строк само склонно к этому. Вот, что получится, если объединить три заключительных текста из «ненаписанных стихов»:

весной теплее чем зимой
в последний день перед войной
был праздник света голубой

Конечно, напрашивается желание построить хлипкий, одноразовый мостик между поэзией Мокина и Олега Григорьева. Почему одноразовый? Потому что, заглянув к Григорьеву, сразу понимаешь их разнонаправленность и совершенно противоположное мышление в рамках похожего (на первый взгляд) «стиля». Но если продолжить думать о корнях стихов Мокина, то можно и додумать, как мне кажется, до полного попадания. Не могу точно знать, знаком ли Стас с поэзией Юрия Одарченко, но разрешу себе назвать какое-нибудь одно стихотворение Одарченко условным претекстом к стихам Мокина. Например, текст «Как бы мне в стихах не сбиться» уж очень напоминает наполнение книжки «Японский бог»:

Как бы мне в стихах не сбиться
Лишь на то, что ночью снится.

Солнца, солнца, солнца луч,
Озари из тёмных туч
В голове моей больной
Твой прекрасный рай земной:

Я прикован к гильотине,
Голова моя в корзине,
И от солнечных лучей
Кровь немного горячей.

Или ещё вот, например, «Кукушки водятся в стихах»:

Кукушки водятся в часах
На каждом полустанке.
Живут древесницы в лесах,
Но их сажают в банки.
Они поют о светлых днях —
Им верьте иль не верьте…
Страшнее жить в стенных часах
И петь всю жизнь о смерти.

К сожалению (а, может, для кого-то и «к счастью»), поэзия Мокина останавливается где-то раньше, чем поэзия Одарченко. Складывается ощущение, что Стас намеренно минимизирует художественность и ясную гармонию, которая болтается где-то внутри строк от текста к тексту и никак не может стать чем-то постоянным. Иначе, я просто не могу логично объяснить природу, например, таких строк:

все пережить способен человек
не вставший в понедельник к первой паре

Мне сложно сказать что-то однозначное о книге Стаса Мокина. С одной стороны, здесь, бесспорно, присутствует несколько вещей, которые заслуживают внимания, они заметно выделяются на общем фоне книги. С другой стороны, для себя я легко отмечаю откровенно провальные фрагменты сборника, рушащие целостное восприятие истории лирического субъекта Мокина. Всё-таки останусь при своём мнении, что поэзия ― это несколько большее, чем замкнутый и самонаправленный подбор слов в строчки, напоминающий компиляцию заурядных и общих мотивов. Уверен, что поэзия Мокина имеет все шансы перешагнуть собственно выстроенные баррикады на пути к уникальному слогу, который будет не хлюпать в страхе, а звучать о страхе. Стас, давай.

Данил Швед