В итоге они терпят крах, но сперва учатся вместе. В том числе учатся радости и доверию, дружбе, нескучным шуткам, достоинству, произносят восхитительный отчаянно бодрящий тост «За наше безумное поколение». Пожалуй, не столь важно, кто они – герои фильма о предгрозовой эпохе под названием «Мюнхен. Перед войной», наши знакомые или даже мы. Они перешагивают некие границы и становятся нами, а мы ими, когдатошними кандидатами в новую жизнь, вынужденными считаться с окружающей жизнью, с новыми голосами сквозь старые помехи. Главное, сюжет остается прежним: преданных друзей раскидало по свету, общим мечтам место на неопределенный промежуток в тени, солнце светит одинаково на правых и неправых, а мы-то раньше не замечали этого. Не потому ли поколение безумно, что оно «наше», а мы люди, переходящие барьеры возраста с прежним блеском в глазах, обеспеченном чем-то помимо того опыта, о котором можно рассказать? Но ведь то же самое можно сказать о других, о тех из старших, к кому привязывались за неуловимую чёрточку, полный сомнения в зримом настоящем и восхищения уже незримым взгляд. Как-то меня поразило название антологии обэриуэтов «Сборище друзей, оставленных судьбою», озаглавленной так по строке из вычеркнутого отрывка Даниила Хармса, где он обрисовывает это сборище в ироническом ключе, где «противно каждому другого слушать речь». Может быть, он испугался грозного смысла своих слов, решив сбавить обороты? А когда так, судьба оставила их как союз равных, предоставив каждому свою долю или оставила каждого по отдельности? Такие же сборища были у лицеистов, у Гегеля, Шеллинга и Гёльдерлина, учившихся в Тюбингенском университете и далее вплоть до учеников Христа и захватывающе думать, что эти вопросы их волновали тоже. Да, вот и ответ, пусть и неизбежно частичный: мы обречены на безумие тех же самых вопросов, на которые нет ответа, пока не свершится нечто значительное, уготованное нам. Мы не можем их не задавать. Не задавая их, мы оказываемся в безвременье. Об этом есть у Николая Заболоцкого, когда-то участника обэриутских сборищ, поэма под названием «Время», которая сейчас читается как зловещее предсказание (хотя, впрочем, что сейчас читается иначе). В ней четверо друзей расстреливают из ружья часы с кукушкой, а кончается она строками «и все растенья припадают к стеклу, похожему на клей, и равнодушно наблюдают могилу разума людей». У Заболоцкого природа, как видим, не равнодушна по-пушкински, она удивлена. Что ж, свято место пусто не бывает. Быть может, понять это помогает опыт понимания единства в уединении. Опыт, отразившийся в еще одном мудром взгляде.
Алексей Чипига
↪ Алексей Чипига © Колонка редактора
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
