Не секрет, что наши занятия и профессии связаны с преодолением невзгод. Сакраментальное врачебное «на что жалуетесь» могли бы повторить многие, от сантехника до психолога. Если не повторить, то по крайней мере, сделать так, чтобы жалоба не появилась — водитель автобуса едет туда, где на остановках выходят люди, заинтригованные встречами с пространством и с другими людьми. Что же из этого следует? Что работой называется работа над ошибками, некими просчётами, заставляющими нас попадать в истории, куда более непредсказуемо изощрённые, чем мы себе представляли, знакомясь с теми, кто неожиданно для них и для нас преподносит уроки, из которых мы понимаем, что такое милосердие, верность, отвага и ещё много разных вещей.
«Не было бы счастья, да несчастье помогло»? Скорее, не было бы памяти о счастье, никто не помог бы. В сказках нередко встречается сюжет: герой сказки, бедняк, получает волшебный предмет, посредством которого достигает небывалых высот, женится на царевне. Тут злопыхатели узнают о его успехе, не без основания подозревают вмешательство потусторонних сил, посылая во дворец, куда он теперь живёт с принцессой, одного из своих завистливых служителей, служитель (служительница) втирается в доверие к царевне, просит выведать тайну новоявленного царевича. Наш герой знает, что рассказывать об этом нельзя ни при каких обстоятельствах, но, сердце не камень, в один из «заходов» супруги признается во всем. Она пересказывает успевшей ей полюбиться зловредной ищейке ― и герой теряет в один миг великолепие своей доли и царевну в придачу.
Тут примечательно то, чего добилась царевна: она с героем впервые осталась на равных, ведь выяснилось, никаких его собственных сил не было затрачено на получение желаемого, как и её любопытство было подогрето со стороны. Они впервые столкнулись с тем, кто они есть, вглядываясь в их окружающие силы, спрятанные внутри них самих (надо ли говорить, что в этой истории без труда можно увидеть историю Адама и Евы?). Надо ли было хранить завещанное в тайне? Ясный ответ на этот вопрос будет означать, что у нас нет либо ума, либо сердца. А ум и сердце, форма и содержание неизбежны для нас. Форма приглашает понять, «как это сделано», оценить кусочек таинственного, который явлен взору, тогда как все истории, все песни на земле повествуют о сладкой неуловимости, непостижимости способа передачи от одного сердца к другому, от сомнения к вере, от печали к радости, от смятения к надежде.
Любить, по-видимому, значит принять противоречие содержания и формы, как мы принимаем суету приготовлений, потому что за ней следует то, что выше всякого расчёта. Человек неосторожен, но если не будет винить за это кого-то, кроме себя, есть шанс увидеть в братстве неосторожных то, что когда-то он не увидел в себе.
Алексей Чипига