Она снова спит у меня на руках. А я вглядываюсь в ее лицо. Сомкнутые ресницы, золотистые волосы, тонкие губы — нет ничего более хрупкого на Земле. Как я был слеп.
Она снова спит у меня на руках. А я вглядываюсь в ее лицо. Сомкнутые ресницы, золотистые волосы, тонкие губы — нет ничего более хрупкого на Земле. Как я был слеп.
Он у нее, как у жены Сальвадора Дали. Алиса, когда увидела на фотографии ее филейную часть, сразу поняла, почему художник был без ума от своей русской подруги.
Книги были его путём в мир. Когда-то давно, он нашёл пару запылённых и старых изданий на этом чердаке и чтение стало для него важнее, чем еда.
Несколько раз не успевала убежать от волны и меня накрывало прохладной ноябрьской водой, но мокрые ноги не прерывали охоту, я не уходила с пляжа, пока не находила крупные куски.
Река пахнет настоящим. Плывет себе и плывет, без всяких видимых причин и усилий. Может, и мы можем так?
В этом окне мы отражались — одинокие и одновременно счастливые, в неведении и ожидании, что-то будет…
Драку назначили на широком Сельском мосту, соединявшем Сариссу с торговыми дорогами, ведущими в Ульм.
Окна из голубых стали белыми — морозные узоры почти полностью закрывали черноту за окном, тьма пробивалась только в открытую под потолком форточку.
Деревня выглядела вымершей. Тишина стояла ненормальная, и это меня напрягало. Очень напрягало. Даже петухов слышно не было! То ли съели их всех, то ли они, несмотря на свою дурость, сами попрятались от греха подальше.
Заканчивался ещё один день из отпуска, с трудом выпрошенного для прощания. Леонид ехал хоронить Кешу, друга-вахтовика. На работе заверил начальство, мол, туда и сразу вернётся, пить будет в меру.